Сердце «Песчаной сказки»: Константин Асташов — о смехе, пути и цирке как искусстве

Истоки и вдохновение

Вы начали с участия в репризе, будучи ещё ребёнком. Что в том первом манеже вас настолько захватило, что цирк стал делом жизни?

Честно говоря, я уже не помню деталей того самого выхода на манеж, но помню яркое, ни с чем не сравнимое чувство счастья. Я был ребёнком, и даже тогда меня манила сцена, публика, аплодисменты. Мне всегда хотелось, чтобы на меня смотрели, восхищались, смеялись. В детском саду я устраивал мини-представления для всей семьи — выстраивал родственников в зале и начинал своё шоу. Уже тогда я надевал костюм клоуна на новогодние утренники, и мне это безумно нравилось. А после того визита в цирк, когда клоуны вывели меня в манеж, я просто пришёл домой и сказал: «Всё. Я хочу быть артистом цирка». Это ощущение — будто я попал в своё место — осталось со мной навсегда.

Ваша история — путь через сомнения, смену партнёров, поиски себя. Были ли моменты, когда хотелось всё бросить? Что помогало держаться?

Да, такие моменты были, и не раз. Особенно сложно было, когда наши отношения с партнёром, Евгением Мотовиловым, начали трещать по швам. Мы отработали вместе пять лет, но тогда он был старше, опытнее, и часто я чувствовал, что во всех ошибках виноват я, будь то падения, сбой реквизита или неудачный номер. Это сильно давило. И всё же сегодня мы с Женей близкие друзья. Со временем я понял: он тогда был прав. Его строгость закаляла меня. Был и другой момент, когда мы с ним подошли к грани распада дуэта. Наш наставник, Семён Маркович Уральский, сказал: «Хорошо, расходитесь, но в цирке останется Женя. А ты, Костя, уволишься». Тогда Женя остановился: «Нет. Мы не расходимся». Это был поворотный момент. А ещё, конечно, сказывалась нестабильность начала карьеры — невысокая зарплата, мысли уйти в сценический цирк или в шоу. Но я чувствовал, что всё-таки должен «выстрелить», что профессиональный цирк — это моё. И был прав. Потому что то, что делает Георгий Гиулевич Эрадзе, — это уровень мирового циркового искусства. И я горд, что иду этим путём.

Вы три года занимались греко‑римской борьбой, потом вернулись в цирк. Что заставило вас переключиться — и что привело обратно?

Это забавная история. Мне было всего восемь лет. На тренировке я прыгал фляк, тренер держал меня под спину и случайно получил от меня удар ногой по лицу. Он выругался, я испугался и сбежал. Просто собрал вещи и не вернулся. Отец, человек советской закалки, сказал: «Надо чем-то заниматься. Иди в борьбу». И я пошёл. Три года выступал, выигрывал турниры, получал грамоты. Но потом встретил ребят из цирковой студии — и всё. Вернулся. Цирк — это моя атмосфера. Моя среда. Я даже какое-то время совмещал и борьбу, и цирк, но это было сложно: школа, тренировки, гастроли… И, в конце концов, выбор был очевиден. Я выбрал цирк. Я выбрал клоунаду.

Клоунада — жанр, где каждая минута на манеже — это чистый контакт с публикой. Как вы готовите себя «включиться» с первой секунды?

Это необъяснимо. Бывает, настроение на нуле, что-то болит, случилось в жизни что-то тяжёлое… Но ты выходишь — и всё исчезает. Манеж как будто лечит. Контакт с публикой — это мой любимый момент. Каждый зал реагирует по-своему: где-то смеются больше, где-то меньше. И ты подстраиваешься, импровизируешь, пробуешь новые акценты. Это живая работа, и в этом, мне кажется, вся магия клоунады.

Работа в дуэте и сольный путь — две абсолютно разные вселенные. Какие открытия о себе вы сделали, когда остались один на один со зрителем?

Когда я остался один, мне было 19. Я не верил, что могу быть смешным в таком возрасте. Мне казалось, что хороший сольный клоун — это про зрелость. Мой напарник ушёл, второй партнёр тоже уволился — и тогда Семён Маркович Уральский сказал: «Костя, всё, ты будешь соло-клоуном. Мы начнём с нуля». Я не верил, но он — да. Это был поворотный момент. Я понял, что могу. Что сцена — она слышит тебя. Что зрителю не важен твой возраст — важно, что ты живой, искренний, настоящий.

Ваши кумиры‑наставники — Уральский, Сарнацкий, Ахундов. Какой их совет вы считаете главным в своём творчестве?

Каждый из них сыграл огромную роль в моей жизни. Первые мои педагоги — Анатолий Иванович Андриевский и Владимир Васильевич Каковин из Чебаркуля. Один — жонглёр и клоун, второй — эквилибрист и акробат. Мы у них учились сразу всем жанрам. Это была настоящая школа циркового мастерства. Потом — Семён Маркович Уральский. Он дал мне фундамент актёрского мастерства. Его подход был театральный, глубокий, честный. А затем — Александр Леонидович Сарнацкий. Он стал режиссёром моих сольных реприз. Его слова: «Наша цель — сделать из тебя не просто смешного, а интересного клоуна, за которым хочется наблюдать», — стали для меня манифестом. Каждый из этих людей — мой строитель. Без них я бы не стал тем, кто я есть.

Какие качества, по-вашему, превращают клоуна в настоящего художника на манеже?

Для меня настоящий цирковой клоун — это артист, который владеет как можно большим количеством жанров. Пусть на минимальном уровне, но он должен уметь: жонглировать, кататься на моноцикле, делать трюки, быть пластичным. Но главное — быть актёром. Брать на себя образ. Я, например, считаю себя не создателем, а исполнителем. Мне нужно, чтобы кто-то дал идею, подсказал форму — и тогда я могу наполнить её жизнью. И в этом нет ничего плохого. Настоящий артист знает свои сильные стороны и умеет быть честным. А ещё клоун — это сердце. Без этого ничего не получится.

 «Песчаная сказка» и взгляд в будущее. 

«Песчаная сказка» — не просто шоу, а целая киноистория на арене.

Расскажите, какую роль в этой сказке играет ваш клоун‑Куки?

«Песчаная сказка» — моя настоящая любовь и большая ответственность. Быть главным героем этого шоу — значит не просто отработать отточенные номера, а удержать внимание зрителя на протяжении всей истории, заставить его с трепетом ждать, что же будет дальше. Моя задача — сделать так, чтобы каждый момент был живым и интригующим.

История начинается с видеоролика на трёх больших экранах, который мы снимали в Москве с участием многих профессионалов. Там разворачивается аукцион, где разыгрывается лампа Алладина. Моя партнёрша, Екатерина Запашная — художественный руководитель шоу Гии Эрадзе и компании Росгосцирк «Песчаная сказка», дрессировщица, воздушная гимнастка, — должна выиграть эту лампу, но неудача приводит к тому, что она уходит обиженной. Мой герой, влюблённый в неё, решает украсть лампу и подарить ей. В этот момент я проваливаюсь в сказку — и начинается волшебное путешествие по восточному базару с верблюдами, загадочными персонажами и даже злыми пауками, от которых приходится спасаться, бегая по залу. В финале, как в любой настоящей сказке, побеждает добро — и история завершается светлым, радостным концом.

Авторские декорации, три экрана, бегемоты‑тяжеловесы… Как вам удаётся сохранять баланс между собственной ролью и масштабом постановки?

Наоборот, масштаб меня вдохновляет. У меня есть партнёр — маленький Джинн, и вместе мы создаём гармоничное единство. В шоу задействовано более 100 артистов, огромный реквизит, костюмы — это по-настоящему впечатляет. Но в моменты, когда свет сосредоточен только на нас с Джинном, когда мы оказываемся в локальной истории, внимание публики становится особенно внимательным и острым.

Этот контраст между широтой сцены и концентрацией на персонаже — одна из самых интересных вещей в постановке. Мне кажется, мы нашли идеальный баланс, который держит зрителя в напряжении и дарит яркие впечатления.

Аттракцион с бегемотами и обезьянами — настоящая сенсация «Песчаной сказки». Какие чувства вызывает у вас этот номер?

Этот номер — настоящее чудо! У нас есть бегемоты — тяжеловесы общей массой более полутора тонн — которые вместе с обезьянами выполняют удивительные трюки: колонны, пируэты, сальто с поддержками. Это уникально в мировом цирковом искусстве, такого больше нигде нет. Руководит этим аттракционом народный артист России и Азербайджана Тофик Ахундов — мастер с большой буквы.

Кроме бегемотов, у нас в шоу есть верблюды, попугаи, пеликаны, собаки и лошади — все животные умные, одомашненные, они не испытывают никакого стресса, а наоборот — получают удовольствие от выступлений. Например, Екатерина Запашная и её самоеды — это отдельная радость для зрителей.

Работать с животными — это всегда особый опыт и удовольствие, потому что они понимают и любят своё дело.

Вы — главный герой шоу. Каково это — вести зрителя через такую масштабную историю?

Это большая ответственность и невероятный драйв одновременно. Со временем я научился держать ритм и эмоции, научился быть максимально открытым и живым в каждом номере. Но страх и волнение всегда есть — это как внутренний двигатель, который заставляет выкладываться на все сто процентов.

Особенно ценно получать обратную связь: когда после спектакля режиссёр и руководитель программы хвалят за профессионализм и рост, это даёт мощный заряд мотивации идти дальше и делать шоу ещё лучше.

Что происходит за кулисами перед выходом на арену? Как вы готовитесь, когда слышите гул зрителей?

За кулисами мы уже за пять минут до выхода собираемся вместе с балетом. Начинаем заводить зал — хлопаем в ладоши, создаём энергетику, чтобы публика почувствовала, что шоу начинается. Очень важно с первых секунд дать понять зрителю: мы здесь, чтобы подарить ему волшебство и радость. Настроение должно быть лёгким и весёлым, ведь от этого зависит весь спектакль и атмосфера на арене.

Какие мечты и планы вы ещё хотели бы реализовать на манеже?

Цирк — это сложная профессия, особенно с точки зрения гастролей и постоянных переездов. Иногда устаёшь от такого ритма — хочется стабильности и покоя. Но при этом привычка к движению, к манежу уже в крови.

Лично я мечтаю отработать в ещё двух главных российских цирках — на Цветном бульваре в Москве и в Санкт-Петербурге на Фонтанке. Это для меня очень важные цели.

В целом я счастлив работать в нашей программе и в нашем цирке — это мой дом, моя семья, моя судьба.

Что бы вы сказали себе, 13‑летнему Константину, который впервые попробовал клоунаду?

Я бы сказал: «Ты молодец». Ведь именно в этот момент началась моя большая дорога в цирк. Быть клоуном — это особое призвание, и я благодарен судьбе за этот путь, полный радости, открытий и волшебства